Неточные совпадения
Дети, которые при рождении
оказываются не обещающими быть твердыми в бедствиях, умерщвляются;
люди крайне престарелые и негодные для работ тоже могут быть умерщвляемы, но только в таком случае, если, по соображениям околоточных надзирателей, в общей экономии наличных сил города чувствуется излишек.
Он не без основания утверждал, что голова могла быть опорожнена не иначе как с согласия самого же градоначальника и что в деле этом принимал участие
человек, несомненно принадлежащий к ремесленному цеху, так как на столе, в числе вещественных доказательств,
оказались: долото, буравчик и английская пилка.
Сгоревших
людей оказалось с десяток, в том числе двое взрослых; Матренку же, о которой накануне был разговор, нашли спящею на огороде между гряд.
Из дальнейших расспросов
оказывалось, что Двоекуров был
человек настойчивый и, однажды задумав какое-нибудь предприятие, доводил его до конца.
И Степан Аркадьич встал и пошел вниз к новому начальнику. Инстинкт не обманул Степана Аркадьича. Новый страшный начальник
оказался весьма обходительным
человеком, и Степан Аркадьич позавтракал с ним и засиделся так, что только в четвертом часу попал к Алексею Александровичу.
Лакей этот, Егор, которого прежде не замечал Левин,
оказался очень умным и хорошим, а главное, добрым
человеком.
Меры эти, доведенные до крайности, вдруг
оказались так глупы, что в одно и то же время и государственные
люди, и общественное мнение, и умные дамы, и газеты, — всё обрушилось на эти меры, выражая свое негодование и против самих мер и против их признанного отца, Алексея Александровича.
Он, желая выказать свою независимость и подвинуться, отказался от предложенного ему положения, надеясь, что отказ этот придаст ему большую цену; но
оказалось, что он был слишком смел, и его оставили; и, волей-неволей сделав себе положение
человека независимого, он носил его, весьма тонко и умно держа себя, так, как будто он ни на кого не сердился, не считал себя никем обиженным и желает только того, чтоб его оставили в покое, потому что ему весело.
В речах его
оказалось столько познанья
людей и света!
Другая бумага содержала в себе отношение губернатора соседственной губернии о убежавшем от законного преследования разбойнике, и что буде
окажется в их губернии какой подозрительный
человек, не предъявящий никаких свидетельств и пашпортов, то задержать его немедленно.
Нечего делать: нужно было дать синицу в руки. Скептическая холодность философа вдруг исчезла.
Оказалось, что это был наидобродушнейший
человек, наиразговорчивый и наиприятнейший в разговорах, не уступавший ловкостью оборотов самому Чичикову.
И
оказалось ясно, какого рода созданье
человек: мудр, умен и толков он бывает во всем, что касается других, а не себя; какими осмотрительными, твердыми советами снабдит он в трудных случаях жизни!
Тут только долговременный пост наконец был смягчен, и
оказалось, что он всегда не был чужд разных наслаждений, от которых умел удержаться в лета пылкой молодости, когда ни один
человек совершенно не властен над собою.
Засим не пропустили председателя палаты, почтмейстера и таким образом перебрали почти всех чиновников города, которые все
оказались самыми достойными
людьми.
Раскольникову давно уже хотелось уйти; помочь же ему он и сам думал. Мармеладов
оказался гораздо слабее ногами, чем в речах, и крепко оперся на молодого
человека. Идти было шагов двести — триста. Смущение и страх все более и более овладевали пьяницей по мере приближения к дому.
Самым ужаснейшим воспоминанием его было то, как он
оказался вчера «низок и гадок», не по тому одному, что был пьян, а потому, что ругал перед девушкой, пользуясь ее положением, из глупо-поспешной ревности, ее жениха, не зная не только их взаимных между собой отношений и обязательств, но даже и человека-то не зная порядочно.
— А потом мы догадались, что болтать, все только болтать о наших язвах не стоит труда, что это ведет только к пошлости и доктринерству; [Доктринерство — узкая, упрямая защита какого-либо учения (доктрины), даже если наука и жизнь противоречат ему.] мы увидали, что и умники наши, так называемые передовые
люди и обличители, никуда не годятся, что мы занимаемся вздором, толкуем о каком-то искусстве, бессознательном творчестве, о парламентаризме, об адвокатуре и черт знает о чем, когда дело идет о насущном хлебе, когда грубейшее суеверие нас душит, когда все наши акционерные общества лопаются единственно оттого, что
оказывается недостаток в честных
людях, когда самая свобода, о которой хлопочет правительство, едва ли пойдет нам впрок, потому что мужик наш рад самого себя обокрасть, чтобы только напиться дурману в кабаке.
— Да, — проговорил он, ни на кого не глядя, — беда пожить этак годков пять в деревне, в отдалении от великих умов! Как раз дурак дураком станешь. Ты стараешься не забыть того, чему тебя учили, а там — хвать! —
оказывается, что все это вздор, и тебе говорят, что путные
люди этакими пустяками больше не занимаются и что ты, мол, отсталый колпак. [Отсталый колпак — в то время старики носили ночные колпаки.] Что делать! Видно, молодежь, точно, умнее нас.
— Почему — странно? — тотчас откликнулась она, подняв брови. — Да я и не шучу, это у меня стиль такой, приучилась говорить о премудростях просто, как о домашних делах. Меня очень серьезно занимают
люди, которые искали-искали свободы духа и вот будто — нашли, а свободой-то
оказалась бесцельность, надмирная пустота какая-то. Пустота, и — нет в ней никакой иной точки опоры для
человека, кроме его вымысла.
Фразы представителя «аристократической расы» не интересовали его. Крэйтон — чужой
человек, случайный гость, если он примкнет к числу хозяев России, тогда его речи получат вес и значение, а сейчас нужно пересмотреть отношение к Елене: быть может, не следует прерывать связь с нею? Эта связь имеет неоспоримые удобства, она все более расширяет круг
людей, которые со временем могут
оказаться полезными. Она,
оказывается, способна нападать и защищать.
— Екатерина Великая скончалась в тысяча семьсот девяносто шестом году, — вспоминал дядя Хрисанф; Самгину было ясно, что москвич верит в возможность каких-то великих событий, и ясно было, что это — вера многих тысяч
людей. Он тоже чувствовал себя способным поверить: завтра явится необыкновенный и, может быть, грозный
человек, которого Россия ожидает целое столетие и который, быть может,
окажется в силе сказать духовно растрепанным, распущенным
людям...
Он пошел впереди Самгина, бесцеремонно расталкивая
людей, но на крыльце их остановил офицер и, заявив, что он начальник караула, охраняющего Думу, не пустил их во дворец. Но они все-таки остались у входа в вестибюль, за колоннами, отсюда, с высоты, было очень удобно наблюдать революцию. Рядом с ними
оказался высокий старик.
«Юноша
оказался… неглупым! Осторожен. Приятная ошибка. Надобно помочь ему, пусть учится. Будет скромным, исполнительным чиновником, учителем или чем-нибудь в этом роде. В тридцать — тридцать пять лет женится, расчетливо наплодит
людей, не больше тройки. И до смерти будет служить, безропотно, как Анфимьевна…»
— Я — не зря говорю. Я —
человек любопытствующий. Соткнувшись с каким-нибудь ближним из простецов, но беспокойного взгляда на жизнь, я даю ему два-три толчка в направлении, сыну моему любезном, марксистском. И всегда
оказывается, что основные начала учения сего у простеца-то как бы уже где-то под кожей имеются.
Потом он шагал в комнату, и за его широкой, сутулой спиной всегда
оказывалась докторша, худенькая, желтолицая, с огромными глазами. Молча поцеловав Веру Петровну, она кланялась всем
людям в комнате, точно иконам в церкви, садилась подальше от них и сидела, как на приеме у дантиста, прикрывая рот платком. Смотрела она в тот угол, где потемнее, и как будто ждала, что вот сейчас из темноты кто-то позовет ее...
Его не слушали. Рассеянные по комнате
люди, выходя из сумрака, из углов, постепенно и как бы против воли своей, сдвигались к столу. Бритоголовый встал на ноги и
оказался длинным, плоским и по фигуре похожим на Дьякона. Теперь Самгин видел его лицо, — лицо
человека, как бы только что переболевшего какой-то тяжелой, иссушающей болезнью, собранное из мелких костей, обтянутое старчески желтой кожей; в темных глазницах сверкали маленькие, узкие глаза.
Большой, тяжелый
человек оказался очень ловким, быстро наполнил ванну водою, принес простыни, полотенца, нижнее белье, попутно сообщил, что...
Решил пойти к брату и убедить его, что рассказ о Марине был вызван естественным чувством обиды за
человека, которого обманывают. Но, пока он мылся, одевался,
оказалось, что брат и Кутузов уехали в Кронштадт.
«Я мог бы рассказать ему о Марине, — подумал Самгин, не слушая Дронова. — А ведь возможно, что Марина тоже
оказалась бы большевичкой. Как много
людей, которые не вросли в жизнь, не имеют в ней строго определенного места».
Он вызывал у Клима впечатление
человека смущенного, и Климу приятно было чувствовать это, приятно убедиться еще раз, что простая жизнь
оказалась сильнее мудрых книг, поглощенных братом.
— У них — свои соображения, они здоровьем подозрительных
людей не интересуются. И книги
оказались законные, — продолжал он, снова улыбаясь, — библия, наука, сочинения Тургенева, том четвертый…
Человек — скрылся, явилась Олька, высокая, стройная девица, с толстой косой и лицом настолько румяным, что пышные губы ее были почти незаметны. Она
оказалась тоже неразговорчивой и на вопрос: «Это чей дом?» — ответила...
Сердито, звонким голоском Морозов посоветовал ему сначала привести себя в порядок, постричься, помыться. Через минуту Гапон сидел на стуле среди комнаты, а
человек с лицом старика начал стричь его. Но, видимо, ножницы
оказались тупыми или
человек этот — неловким парикмахером, — Гапон жалобно вскрикнул...
Когда герои были уничтожены, они — как это всегда бывает —
оказались виновными в том, что, возбудив надежды, не могли осуществить их.
Люди, которые издали благосклонно следили за неравной борьбой, были угнетены поражением более тяжко, чем друзья борцов, оставшиеся в живых. Многие немедля и благоразумно закрыли двери домов своих пред осколками группы героев, которые еще вчера вызывали восхищение, но сегодня могли только скомпрометировать.
Первый раз Клим Самгин видел этого
человека без башлыка и был удивлен тем, что Яков
оказался лишенным каких-либо особых примет. Обыкновенное лицо, — такие весьма часто встречаются среди кондукторов на пассажирских поездах, — только глаза смотрят как-то особенно пристально. Лица Капитана и многих других рабочих значительно характернее.
— Боже мой, как великолепно! — вздохнула Варвара, прижимаясь к Самгину, и ему показалось, что вместе с нею вздохнули тысячи
людей. Рядом с ним
оказался вспотевший, сияющий Ряхин.
Первый его брак не совсем законен, но жена
оказалась умницей и честным
человеком… впрочем, это — неважно.
Газета
оказалась «Правительственным вестником», а чудак —
человеком очень тихим, с большим чувством собственного достоинства и любителем высокой политики.
От скуки Самгин сосчитал публику: мужчин
оказалось двадцать три, женщин — девять. Толстая, большеглазая, в дорогой шубе и в шляпке, отделанной стеклярусом, была похожа на актрису в роли одной из бесчисленных купчих Островского. Затем, сосчитав, что троих судят более двадцати
человек, Самгин подумал, что это очень дорогая процедура.
Она втиснула его за железную решетку в сад, там молча стояло
человек десять мужчин и женщин, на каменных ступенях крыльца сидел полицейский; он встал,
оказался очень большим, широким; заткнув собою дверь в дом, он сказал что-то негромко и невнятно.
Минут через десять Суслова заменил Гогин, но не такой веселый, как всегда. Он
оказался более осведомленным и чем-то явно недовольным. Шагая по комнате, прищелкивая пальцами, как
человек в досаде, он вполголоса отчетливо говорил...
— А Любаша еще не пришла, — рассказывала она. — Там ведь после того, как вы себя почувствовали плохо, ад кромешный был. Этот баритон — о, какой удивительный голос! — он
оказался веселым
человеком, и втроем с Гогиным, с Алиной они бог знает что делали! Еще? — спросила она, когда Клим, выпив, протянул ей чашку, — но чашка соскользнула с блюдца и, упав на пол, раскололась на мелкие куски.
Клим Иванович был сильно расстроен: накануне, вечером, он крепко поссорился с Еленой;
человек, которого указал Дронов, продал ей золотые монеты эпохи Римской империи, монеты
оказались современной имитацией, а удостоверение о подлинности и древности их — фальшивым; какой-то старинный бокал был не золотым, а только позолоченным. Елена топала ногами, истерически кричала, утверждая, что Дронов действовал заодно с продавцом.
Через несколько минут Самгин
оказался в комнате, где собралось несколько десятков
людей,
человек тридцать сидели на стульях и скамьях, на подоконниках трех окон, остальные стояли плечо в плечо друг другу настолько тесно, что Фроленков с трудом протискался вперед, нашептывая строго, как
человек власть имущий...
И часто бывало так, что взволнованный ожиданием или чем-то иным неугомонный
человек, подталкиваемый их локтями,
оказывался затисканным во двор. Это случилось и с Климом. Чернобородый
человек посмотрел на него хмурым взглядом темных глаз и через минуту наступил каблуком на пальцы ноги Самгина. Дернув ногой, Клим толкнул его коленом в зад, —
человек обиделся...
Неожиданный роман приподнял его и укрепил подозрение в том, что о чем бы
люди ни говорили, за словами каждого из них, наверное, скрыто что-нибудь простенькое, как это
оказалось у Нехаевой.
— Дальше? Хорошо. Если желание сильно то исполнение не замедлит. В одной со мной квартире жил студент, который принял во мне участие и помог мне, года через полтора, сдать экзамены для поступления в медицинский колледж. Как видите, я
оказался способным
человеком…
Если
оказывалась книга в богатом переплете лежащею на диване, на стуле, — Надежда Васильевна ставила ее на полку; если западал слишком вольный луч солнца и играл на хрустале, на зеркале, на серебре, — Анна Васильевна находила, что глазам больно, молча указывала
человеку пальцем на портьеру, и тяжелая, негнущаяся шелковая завеса мерно падала с петли и закрывала свет.
— Как честный
человек, я должен предупредить вас, Анна Андреевна, что ожидания ваши… насчет меня… могут
оказаться в высшей степени напрасными…
Но ведь
оказывается, что этот
человек — лишь мечта моя, мечта с детских лет.